Парень кивает и уходит, скрываясь в здании больницы. Дожидаюсь, когда он исчезает, выруливаю на трассу. Она на удачу свободна, ни машины. Выжимаю всё, что можно, из железки, и мчусь, мчусь по душу того, кто всёиспортил. Так хорошо было в усадьбе, которую переделал под частную дорогущую гостиницу, но только одно слово, и это мог быть наш загородный дом, в который хорошо приезжать в любое время года. Но ночь прошла, а утром все треснуло, остались лишь осколки.

«Мой самый большой стресс — ты», — тут же вспомнил слова Аришки, и глаза такие холодные, такие пустые. Раньше, после того как она узнала, мне иногда, казалось, что ее взгляд пустой, нет, ошибался. Тогда она что-то чувствовала, прятала где-то внутри себя, но чувствовала, сейчас же нет. Холодная и недосягаемая. Черт, и все равно манила, привлекала к себе. Ощущаю себя словно наркоманом, помешанным на определённом сорте, для меня таким личным сортом была Армина с первой встречи, с первого взгляда. Как дурак, припер ей огромный букет гвоздик, все дарят розы, а я гвоздики, и не прогадал, ей понравилось. Скаким детским обожанием она протянула: как облако. А я смотрел на нее и чувствовал: увяз раз и навсегда… всем нутром, ее раб навсегда.

Свернув в знакомую улицу, немного сбавил скорость и потянулся за телефоном, но потом передумал. Никому звонить я не буду, так зайду. Припарковав машину, подошёл к звонку. Пара гудков, и мне открыл Сычев.

— Здравствуй, Савв, проходи, я тебя ждал.

Захожу во двор и резким движением бью бывшего начальника безопасности отца в челюсть.

Он ошарашен, не ожидал, а я борюсь с желанием убить.

— За что, сука?! — ору, заставляя оставаться себя на месте, а не убить его. — Зачем ты прислал эти фото?! Ты понимаешь, что я всё исправил, я вернул ее, но ты разрушил. — Не выдерживаю, хватаю его за грудки. Трясу и только через пару минут понимаю, что Николаич даже не отбивается, хотя явно может. Позволяет ударить, позволяет спустить пар. Осознание этой истины действует как ушат холодной воды, отпускаю старика и выдыхаю.

— Извини, — проговариваю и моментально получаю удар в челюсть от Сычева.

— Вот теперь квиты, — говорит он, а я на собственной шкуре ощущаю — удар у старика все еще, что надо.

— Проходи, рассказывай, что у тебя, — кивает взглядом на террасу.

Иду по узкой тропинке, ведущей к просторной витражной террасе, навстречу выходит тёмный доберман, но размером явно больше данной породы, из чего делаю вывод, что пёс, скорее всего, метис. У Николаевича, всегда была страсть к собакам, любил он им доверять, объясняя, что их преданность и верность невозможно перекупить.

— Свои, — звучит команда хозяина, и пёс сразу виляет хвостом, показывая доброжелательность в мой адрес.

Садимся за резной стол на террасе.

— Рассказывай, — говорит Сычев, — уж очень интересно, за что получил по морде.

Хмурюсь, но начинаю рассказ и сам возвращаюсь в прошлое.

***

Первые солнечные лучи, пробившиеся сквозь приоткрытую плотную штору, освещают комнату, но сон сильнее. Ощущаю нежные прикосновения к руке, и понимаю, что не брежу, все было наяву. Приоткрываю глаза, в легкие проникает любимый родной аромат моей малышки, она продолжает, словно игривый котёнок, потираться о мою руку. Я обнимаю ее, прижимаю крепче и просто кайфую, что она рядом, со мной, такая своя, такая родная.

Ощущаю, как ее пальчики исследуют мое лицо. Нежно, трепетно, так умеет только она, да и можно только ей, никогда не любил и не понимал, когда бабы лезли с такими смазливыми соплями. Хмыкаю, когда замечаю, как она морщится от лёгкой небритости, покалывающей ее пальцы. В этом жесте она так такая ранимая, такая незащищенная, хочется зацеловать ее пальчики, так и делаю, ловлю руку, целую, уделяю внимаю каждому пальчику и шепчу:

— Ариш, давай ещё поспим. Не помню, когда нормально спал, — говорю истинную правду. Не то что спал, существовал не пойми как, скорее, от сведения к сведению о ней. Заключаю в свои объятия и зарываюсь в ее волосы.

Она, улыбаясь, рассматривает меня, а я не удерживаюсь, засыпаю. Через время ощущаю, ее возню, лёгкий прогиб матраса, поцелуй щеку и шёпот: «Спи, я в душ и подумаю насчёт завтрака».

Киваю, зарываюсь в ее подушку, ощущаю на себе ее взгляд и как пацан ловлю себя на мыслях: «Точно скучала, точно тосковала».

Лёгкий щелчок двери. Последнее, что помню, открывая глаза и морщась от стрелок на часах: начало третьего, вот это выспался.

Арина уже скорее думает об обеде, странно, что не слышал, когда принесли завтрак. Встаю с кровати, ищу глазами Арину и не замечаю ее нигде. Какое-то незримое беспокойство закрадывается тут же. В какой-то момент осознаю со стопроцентной уверенностью, что ее нет в номере. Хватаю халат и выхожу из номера. Две девушки-хостел тут же поднимают глаза на первом этаже, самая бойкая пытается кокетливо улыбнуться. Надо уволить, решаю сразу же, но это потом, надо найти мою Арину.

— Где девушка, с которой я приехал?

Несколько минут глупых переглядываний, мой хлопок по ресепшн, и одна из дурочек выдаёт информацию. Хмурюсь, да чего там, зверею, хочу убить. Это додуматься — не остановить человека. Она ведь ещё в положении, и этот малыш может быть моим, хотя сейчас это неважно. Если что-то случится с ребёнком, она не переживёт.

Выбегаю на улицу, обхожу всё рядом, замерзаю, возвращаюсь взбешенный, на дур не смотрю. Боюсь, не выдержку, убью. Вбегаю в номер, одеваюсь, хватаю телефон и вижу фото. Номер Сычева и несколько фоток от него с Алиной, точнее, наших совместных, но это полная херь. Я точно не спал с ней в то время, даже не виделся тогда. Складываю пазл в голове и понимаю, куда она ушла, и почему.

Чёртово тату, о котором спрашивала Армина, и я клялся, а по фоткам выходит, что врал. Зверею, безумно зверею. Разбиваю кулак о стену в мясо и покидаю номер. Набираю Матвея. Отдаю приказ искать Армину всем. Выезжаю на трассу, гоню в сторону города, уверен, она на квартире, куда ещё могла пойти? Второй вариант — ее друг Армен, другого выхода просто не может быть, пугает только, что она вышла полностью раздетой…

До въезда в город сеть почти не ловила, до охраны дозвониться не выходило, а когда въехал в город, телефон разрывался от звонка.

Беру не смотря, уверен, пацаны ее нашли, сообщат хорошие новости и можно будет выдохнуть, но голос в трубке не пацанов. Армена.

— Где ты, сволочь! — орет.

— Где она?!

— Где?! Ты только это хочешь спросить? А как она добралась с трассы раздетая, не хочешь спросить?

— Армен, не беси, скажи, что с ней. Ты знаешь, я найду и очень быстро.

— Приблизишься к ней, убью.

Хмыкаю, нашел, кого пугать. Ни капли не страшно.

Вижу, по линии второй звонок, переключаю на Матвея.

— Нашли, третья городская.

Сбрасываю звонок, разворачиваюсь через две сплошные, забиваю с приклалом на кучу сигналов недовольных водил и просто гоню, нарушая все правила. Оплачу, откуплюсь. Всё потом, главное, приехать и узнать, как она, где она. Влетаю по больничной лестнице в платное крыло, вылизанное, цивильное, дорогое, почти дохожу до палаты Арины, как появляется Армен с грозным видом.

— Говорил же, убью, — начинает он идти на меня, а мне это похер,

— Только попробуй встань между нами — убью, не посмотрю, кто ты для неё, раздавлю, сдвину, — рычу.

Но надо отдать должное пухляшу, он не сдвигается ни на метр и страха в глазах нет.

— Ты знаешь, что ей еле остановили кровотечение?!

Замираю. Какое кровотечение? В голове щёлкает, как она молила о ребёнке. Неужели потеряла, неужели…Образ Армины на коленях перед иконой встаёт моментально. И я вдруг понимаю, какая разница, от кого этот ребёнок, если он ее, то и мой тоже.

— Она чуть не истекла кровью, слышу голос мужчины и ощущаю удар. Губу и челюсть обжигает болью, провожу пальцем и чувствую кровь. Разбил губу.

— Ты понимаешь, сволота, из-за тебя, твоего блядства она могла умереть!

Армен продолжает трясти меня, а я вдруг ощущаю все серьёзность ситуации. Она доходит до меня как через призму. Моя малышка, что же ты творишь? Зачем, разве нельзя было просто спросить? Тысячи вопросов крутятся в голове, Армен продолжает трясти, что-то кричит, но я не слышу его. Волнует сейчас, совсем другое. Как она.