Глава 61

Холодный ветер обдувает ноги, за мной бежит девушка с ресепшн, пытается окликнуть, не реагирую. Для меня словно всё замерло, умерло. Только когда трогает за плечо, ощущаю прикосновение и поворачиваю лицо к ней. Она немного отшатывается от меня, словно за несколько минут я превратилась в медузу Горгону.

— Извините, я могу вам чем-то помочь? Может, такси вызовем? Одежда, — и тут же осекается.

Отрицательно качаю головой и спускаюсь с последних ступней. Холодные и очень тонкие тапочки в секунду становятся ледяными, холод передаётся и ногам. Но это так второстепенно, что не мешает движению. Молния, которая неожиданно сверкает вдалеке, прекрасно освещая, а точнее, разделяя небосвод на две части, выступает словно ярким признаком конца. Конца всего.

Несколько шагов, и я слышу лёгкий шум машин, значит, близко трасса. Действительно через пару шагов я выхожу на хорошо асфальтированную трассу. Останавливаюсь у обочины, протягиваю руку, чтобы остановить едущую на большой скорости машину. Она не останавливается, только обкидывает меня комочками грязи, а после тёмного джипа машин и вовсе нет. Когда отчаиваюсь и думаю, что придется идти пешком, вдалеке появляется старенький советский автомобиль. Протягиваю руку, голосую, а точнее, прошу водителя остановиться, ни на что не надеясь. Машина останавливается, из неё выходит невысокого ростика пожилой мужичок.

— Дочка, что случилось? Чем помочь? — торопливо спрашивает он. Ёжусь то ли от холода, то ли от теплоты, которая исходит от этого пожилого человека.

— До города сможете довезти? — уточняю.

— Могу, конечно. Ты садись, не мёрзни. Ещё немного, и инеем покроешься. Суетливо открывает передо мной дверь, усаживает, трогает руки и ругается. Оббегает машину, усаживается на водительское сиденье. Включает на всю мощность печку, что-то достаёт с заднего сиденья, кладёт мне на ноги.

— Укройся хоть моей курткой. В термосе кофе. Грейся. Ты скажи, всё нормально? Почему раздетая вышла.

— Не переживайте, — шепчу, пока он сам принимается укутывать мои ноги в куртку. — До города довезите, пожалуйста.

— До города, а адрес? Где дом твой? — не унимается старик. — Муж есть?

Морщусь от этого слова. Нету его у меня и никогда не будет. Плавали, знаем… — Родители?

— Нет, — говорю тихо. — Если вас не затруднит, могу адрес сказать.

— Давай- давай.

Шепчу адрес, он присвистывает и смотрит на меня внимательнее.

— Богатые дома.

Я не реагирую, а что сказать. Я просто хочу домой и забыться.

— Номер, позвонить кому-то?

Не реагирую, прикрываю глаза, чтобы дед не задавал вопросы. Ответы есть, но говорить и отвечать я на них не хочу. Слишком больно… Родителей нет, муж козел. Типичная история… Жалости я не хотела. Как и воспоминаний. Я упорно блокировала эмоции в себе, знала, поддамся, и меня захлестнёт, утону…

— Ух-ух, уснула, — шепчет дедок, дотрагиваясь до моей руки, — ну, зато хоть согрелась.

Глаз не открываю и никак не обозначаю себя, может, так нельзя себя вести, это неправильно. Человек помог, переживает, а другой безучастно пронёсся, и всё. Но говорить не хочу, не могу. Молчу, изредка лишь приоткрываю глаза, пока старик не видит, чтобы понимать, где мы территориально находимся и далеко ли ещё до города. Прошлый раз дорога заняла меньше времени, но глупо сравнивать автомобили. Да и Громов нёсся с запредельной скоростью. Мысль о нем неприятно отзывается в сердце. Прикусив губу, я открываю глаза и понимаю, что мы в городе, ещё минут десять, и будем у моего дома.

Старик, видя, как он считает, что я проснулась, улыбается.

— Ну, вот поспала. Ты скажи, точно все хорошо? Может, в больницу или к полицаям отвезти?

— Нет, нет, не беспокойтесь, все правда хорошо.

Он хоть и кивает, но вижу, что не верит.

Оставшуюся часть пути едем в тишине. Он бросает взгляды на меня, но молчит, ничего не говорит, а я только и рада этой тишине, лучше так.

— Ну, что, подъехали, — подводит итог старик.

— Спасибо, — опускаю руки в карманы, и до меня доходит, что денег с собою нет, смотрю на руки, тоже пусто, нет даже колец. Вспоминаю, оставила их на полочке в ванной.

— Вы напишите мне телефон, я вам деньги переведу, — не говорю уже, шепчу, горло сдавливает спазмом.

— Да ты погоди с деньгами, не нужны.

Хочу возразить, но только дотрагиваюсь до горла, болит.

— Выходи, дочка я тебя провожу, сердце не на месте будет. Вот зайдёшь, убежусь и уеду.

Выдавливаю улыбку, хороший дед, таких людей становится все меньше и меньше, я точно знаю. Сколько подлости было в моей жизни, вагон и прицепчик, но и хорошие встречались, это все же радовало.

Выходим вместе из старенького жигулёнка, кто-то из сотрудников управляющей компании косится, но вопросов не задают и не подходят, только открывают тяжёлую железную дверь подъезда.

Внутри косится консьержа, она даже вскакивает и подходит к нам.

— Армина, что с вами?

Смотрю на неё, перед глазами начинает двоиться, хватаюсь за стену и чувствую, что ноги тяжелеют. Почти падаю на пол, старик с женщиной отрываются от диалога. Он что-то пытался выяснить обо мне…

Боль опоясывает живот, и я хватаюсь за него.

— Скорую, — кричит кто-то из них, я не разбираю, кто именно. Голову, мысли — всё затмевают боль и страх, он словно парализует. Открываю глаза, вижу, как Ольга, консьержка, что-то кричит на ходу о встрече скорой, а я хватаю деда за штанину. Он опускается ко мне.

— Что, что такое, девочка? Мы вызвали скорую, не переживай.

Отрицательно качаю головой.

— Армену, Армену, — шепчу, — позвоните. Диктую номер, по памяти. Сама не понимаю, почему попросила позвонить ему, но номер продиктовала без запинки и тут же почувствовала боль. Старик, ругнулся, уже говоря что-то о врачах, не разобрала, прикрыла глаза, так было проще, спокойнее. Темнота начала окутывать, забирать.

— Балерина она, Армина Огнева, — это последнее, что я четко услышала и разобрала. «Балерина, Армина Огнева» повторилось набатом в голове, затем полная темнота и мрак, который поглотил меня.

Глава 62

Медленно, с трудом, отрываю глаза. В нос бьет запах спирта, дергаю рукой, становится больно. Смотрю и понимаю, что в вену воткнута игла, прекращаю попытки дергать рукой, чтобы не причинять себе боль. Пытаюсь осмотреться, но в глазах словно пелена, различаю белые стены и тёмный силуэт, который сидит рядом. Концентрируюсь, но выходит плохо, не понимаю кто это, пока не слышу голос и не узнаю моего Армена.

— Армина, — вздрагиваю. Так непривычно, неожиданно слышать за столько лет из его уст такое обращение к себе, — Ари, черт! — исправляется друг, и я улыбаюсь, кажется, все в порядке. — Ты… ты думаешь головой, что делаешь?! — распаляется друг, но, видя, как я морщусь, продолжает спокойно, без крика. — Что случилось? Расскажи, как ты оказалась без одежды на трассе. Черт, о себе не думаешь, так о ребёнке подумай, Ари.

Армен говорит что-то ещё, а я молчу. Перед глазами плывёт. Наша ночь, фотографии, пришедшие на телефон Саввы, мои блуждания по трассе. Как я могла? Как можно было забыть? Пытаюсь прислушаться, но я ничего не слышу, становится так страшно, а вдруг с ними, что-то случилось. Руки холодеют, машинально кладу свободную на живот. Страшно, Боже, как мне страшно. Я не переживу, умру, знаю это точно.

— С малышом всё обошлось, — слышу словно через призму, когда Армен берет меня за руку, и слегка трясёт ее в попытке привезти меня в чувство.

Смотрю на него и ощущаю, как по моим щекам текут следы.

— Ари, я тебя прошу, ну прекрати, тебе нельзя нервничать, вдруг кровотечение, мне голову твой врач открутит. И так не хотели меня впускать, еле откупился.

Смеюсь, когда Арменчик смешно трёт пальцами, указывая на способ откупа.

— Всё, мы их любим и все мы грешны, — произносит, словно священник. — Расскажи, что случилось? Кто обидел тебя и моего крестника?!