Я закрываю глаза, чувствую всё, но не реагирую. Слезы непроизвольно льются, он вытирает их, целует те места, куда они попали.

— Ариша, — шепчет, сильнее вжимая меня в себя.

— Не называй, — прошу вновь, он обещает, просит прощения, а мне безразличны его обещания, лишь бы не называл так.

Сместив руку, укладывает меня иначе, вместо руки кладёт подушку и это позволяет ему входить глубже. Сам смотрит только на меня, пожирая взглядом.

Он везде, но не в сердце, оно больше никому не принадлежит.

— Не больно? — изредка интересуется, а мне все равно. Я не ощущаю уже ничего.

— Я люблю тебя, моя хрустальная девочка.

Я молчу, ничего не отвечаю. Мне не нравится такое обращение, но и спорить я не хочу.

— Ты забудешь о нём, — обещает и сильнее сжимает в своих объятиях.

Когда пресыщается мной, укладывает на свою грудь, но продолжает ласкать руками.

— Я устала, — говорю тихо, не поднимая глаз.

Он сжимает в своих объятиях, а я отстраняюсь, сворачиваюсь калачиком, но чувствую его удушающие объятия. Мне всёравно.

Темнота окутывает, я мечтаю провалиться в сон, но слышу: шум воды, скрип кровати, поцелуй в плечо, сигаретный дым, Георгий курит, я запомнила аромат его сигарет. Но упорно держу глаза закрытыми, делаю вид, что сплю. Потом чувствую тёплые удушающиеся объятия, но я так устала, так хочу забыться, что не реагирую ни на что, а потом сон забирает меня.

Глава 28

Первые лучи рассвета, только начинают проникать в комнату, как я открываю глаза. Сна не было, был скорее дурман, чем-то напоминающий его. Он обволакивал, притуплял, возможно, в попытке оказать помощь. Я смотрю по сторонам в попытках откреститься, но сознание добивает, выносит подтверждение и вердикт в виде тяжёлой мужской руки у себя на груди. Весь пережитый вечер и ночь обухом воспоминай бьет по голове. Я морщусь. От правды, от своих действий, как всё это было неправильно, глупо. Но понимаю также — если проснётся Георгий, будет только хуже, сложнее. Надо уходить, убегать, сочно покинуть этот номер.

Переложив аккуратно его руку со своей груди, я встаю, ищу глазами свои вещи и удачно нахожу их рядом с мужскими. Особенно заметна бляшка ремня. Перед глазами проплывает воспоминание, как ночью он снимал его. Голодные мужские взгляды, направленные на мое тело. Он любовался, боготворил меня… это подгоняет к более быстрым действиям. Надо одеваться и уходить, думать, вспоминать буду потом.

Да и буду ли… — задумываюсь и понимаю — скорее всего, нет.

Белье, платье — надеваю всё быстро, захватываю с тумбы у входа сумку, беру в руку туфли, чтобы не шуметь, и покидаю номер. Дышать становится в разы свободнее и легче. Лифт нахожу быстро. Нажимаю на кнопку и створки тут же открываются, словно ждали меня. Вхожу в него, нажимаю первый этаж и параллельно заказываю такси. Лифт едет быстро и бесшумно, и только лёгкий сигнал уведомляется о том, что мы прибыли вниз. Обуваю туфли и иду по роскошному холлу, вчера я его не рассмотрела. Да и сейчас нет особого желания его рассматривать, помогают утренние лучи солнца. Дорого, изысканно, со вкусом, это сразу бросается в глаза. Народу нет, но это и предсказуемо — половина пятого утра. Постояльцы спят, девушка на ресепшене также прикорнула, подставив руку под лицо.

Но при моем приближение сонно трёт лицо и выдавливает дежурную улыбку:

— Вам чём-то помочь?

— Нет, спасибо.

Я мило улыбаюсь и ускоряюсь. Хочется быстрее сесть в ожидающее меня такси. Оно не подводит, ожидает у центрального выхода.

— Адрес без изменения?

— Да, как в приложении, — закрываю глаза, чтобы не думать, чувствую, как такси набирает скорость. Дороги пустые, и водитель не стесняется нажимать посильнее на педаль, а меня это только устраивает. Быстрее окажусь дома в своей крепости.

Таксист не подводит вновь, и где-то через пятнадцать минут мы тормозим у моего подъезда. Протягиваю бумажную купюру и отказываюсь от сдачи, которую начинает искать.

— Оставьте на кофе, — проговариваю на прощанье и покидаю машину.

Холл, лифт, ключи — и я дома. Становится легко… я расслабляюсь. Скидываю платье и иду в душ. Тёплые струи приятно омывают тело, но мне мало. Я чувствую на себе чужой аромат, следы мужчины. Все тело в следах, метках, он клеймил меня… присвоил, оставил свои следы, пометил, как это делают дикие звери. Тру тело сильнее в попытках забыться, смыть с себя следы, но ощущаю их сильнее. Гель для душа с ароматом манго не помогает.

Прикусив губы, я чувствую кровь и слезы. Накрывает дикой истерикой, которую я не могу оставить, успокоить себя. Я ощущаю себя грязной, использованной…

Добивает осознание того, что я разрешила, сама позволила этому случится. Чего я хотела? Заломив руки, я не знала, что ответить самой себе. Хотела доказать, что могу? Могу жить, спать с кем-то другим, сбросить цепь, связывающую мебя и Савелия.

А что в итоге?

Вспоминала, как бы это делал он…

«Дура», — шепчу сама себе и смотрю на своё отражение в запотевшее от пара зеркало. Все тело в синевато-красных отметинах. Георгий не отказывал себе не в чем… а я позволяла. Вспомнились его безумные, затуманенныестрастью глаза.

«Какая ты красивая».

Тру до крови тело мочалкой, а потом смываю мыльную пену водой.

Заставляю себя выключить воду. Тянусь к халату и слышу звонок в дверь, а потом стук и до боли родной голос.

— Арина! — не крик, рёв и бешеный стук в дверь.

Не открываю дверь, посильнее затягиваю пояс халата и ухожу в спальню. Залезаю на кровать, прижимаю ладью уши в попытке абстрагироваться от шума. Дверь крепкая, железная, ключами, если закрыто с внутренней стороны, с внешней не открыть. Проверено, а значит, скоро надоест стучать в дверь, и он уйдёт. Но каждый раз вздрагиваю от очередного удара в дверь и просто жду, свернувшись клубочком, прикрыв уши.

Глава 29

Звуки ударов становятся реже, а после и вовсе стихают. Выдыхаю.

Надоело, ушел.

Квартира спасла, выступила моей маленькой крепостью, оплотом спокойствия.

Убираю руки от лица, сажусь на кровати, смотрю на дверь и мне мерещится движение. Тру руками лицо и замираю, сглотнув. Не показалось, не галлюцинация… Дверь, не издав шума, тихо открывается. На пороге появляется Савелий, укладывая в карманы брюк набор отмычек.

— Не лгали, научился у отца, — говорю спокойно, эмоций никаких нет. Я словно выжатый лимон. Пока ехала в такси, была уверена, что не смогу посмотреть ему в лицо, а в итоге пустота… Есть только сожаление от своих глупых действий.

Мужчина не отвечает, смотрит на меня своими бесовски лазурными глазами, в которых я по-прежнему вижу своё отражение и что-то ещё, чего не могу понять и разгадать, помимо бури, которая скрывается под их лазурью… Страшно ли мне? Честно, не знаю. Глупое ужасное состояние безразличия…. Я уверена, что он что-то сделает, скажет, но нет, он замирает в нескольких шагах от меня.

На несколько секунд мы замираем, рассматриваем друг друга, он меня, я его.

Образ неофициальный, но любимый Савой: тёмные брюки, светлая рубашка с видом на крепкую шею, мощную грудь. Рукава рубашки закатаны до локтей, обнажая крепкие предплечья с дорожками вен. На запястье, как обычно, несколько кожаных браслетов-побрякушек. Но внимание привлекает цепочка на шее, на ней висят мои кольца, обручальное и помолвочное. Узнаю моментально: оно переливается, играет гранями в солнечных лучах, проникающих в комнату. Смотрю на кольца и ощущаю боль, она где-то внутри. Источник ее невозможно назвать, но дышать становится тяжело. Савелий перехватывается мой взгляд.

— Зачем ты это сделала, Армина? — его голос такой глухой, уставший. Я неожиданно замечаю лёгкую небритость, легкие синяки под глазами. Ловлю себя на желаниизарыться в его объятия и поплакать, как маленькая девочка, но не делаю и шага в его сторону, только обнимаю себя руками.

— А ты? — задаю вместо ответа вопрос. Мы понимаем друг друга с полуслова. Сава морщится от вопроса, и от багрового следа на моем запястье. Да, Георгий не стеснялся, целовал меня везде, ему нравилось. Хочу одернуть рукав халата и скрыть, а потом понимаю, что не буду это делать. Он не скрывает своих отношений. В голове возникает воспоминание, как Алина развратно, грязно играла ногой в ресторане.